Но все эти меры оказались недостаточными. В 60-80 лет муллы - выходцы из бывшего Казанского царства, нафанатизировали башкирское население. К этому присоединились поборы воевод, захват башкирских земель. Уже в первой половине 17 века начинаются волнения. Тщетно Соборное Уложение 1649 г. (гл.16 п.43 и 44) запрещает приобретение башкирских земель и даже арендование их на продолжительные сроки; тщетно посылаются государевы указы о непритеснении башкир при сборе ясака. Центральное правительство было не в силах обуздать своих агентов на столь отдаленных окраинах. В 1662 г. вспыхнуло восстание под предводительством Сеита. Своей конечной целью восстание имело возрождение мусульманской независимости во всем Казанском крае и Сибири. В 1663 г. воевода Зеленин подавил восстание. За усмирением следует строгое воспрещение притеснять башкир с предписанием "держать с ними ласку и привет" и "их государевою милостью обнадеживать". Спокойствие в крае водворено, но ненадолго. В 1705 г. вспыхнуло восстание, еще более упорное. В 1707 г. один из башкир назвав себя Святым Султаном, задумал восстановить магометанское царство. Он ездил в Крым и Константинополь, пробрался на Кубань и к горским народам, чеченцам, мичкисам, аксайцам. Многие к нему пристали, в том числе кумыки, аграханские казаки-раскольники, окочены и татары, но 26 февраля он был разбит под Терком, и полчища его рассеяны. В то же время в самой Башкирии кипел бунт. Главными вождями восстания явились: на Осинской дороге Кусюм, на Казанской - Измаил, на Ногайской - Алдар. Башкиры осаждали Уфу, Бирск и Мензелинск, выжгли села по рекам Белой, Каме и Самаре и уже были в 30 верстах от самой Казани. Петр, занятый войной со шведами, не мог отрядить против них значительного войска. Боярин кн. Петр Иванович Хованский вступил было в мирные переговоры, но башкиры не были к этому склонны: они жаловались на тяжесть новых налогов, на рекрутскую повинность, и заявили, что путем восстания они хотят дать знать царю, что их челобитные на притеснения воевод до него не доходят. Удачные действия русских заставили их смириться. Мятежникам объявлено было прощение. Но внутри Башкирии мятеж не утихал. Петр разрешил собрать вольницу и истреблять башкир всячески, огнем и мечом. На зов явились калмыки. Две орды, по 10000 каждая, под начальством стольника Бахметева, вторглись в Башкирию, жгли селения, грабили скот, резали мужчин, уводили в плен женщин и детей. Восстание было подавлено, но едва удалились калмыки, оно вспыхнуло с новой силой. Последовало вторичное вторжение калмыков. Наконец приступлено было к более действительным мерам. В 1720 г. стоявший с войском в Мензелинске граф Головкин отправлен был в Уфу с грамотой: царь сулил башкирам прощение, но с тем, чтобы они выдали беглых и вперед их не принимали. В то же время Головкину поручено было исследовать причины бунтов. Башкиры смирились и обещались выдать беглых, прибывших за последние 10 лет. Действительно с 7 июня 1720 по 1 марта 1722 г. в Казань было ими доставлено 4965 беглых семей, а людей обоего пола 19815. Но волнения не прекращались. Петр думал о более прочных мерах для умиротворения края; но смерть помешала ему, и мысль его на время была забыта, хотя не умерла вовсе. В 1728 г. явилась в Москву башкирская депутация, во главе которой был Ярней Янчурин, с челобитной от башкир всех четырех дорог. Башкиры указывали на поборы воевод, на захваты их земель, на то, что аманатов (заложников) их употребляют на тяжелые работы. Правительство приняло эту челобитную милостиво и, согласно желаниям башкир, отделило в 1729 г. Уфимскую провинцию от Казанской губернии, подчинив ее непосредственно сенату. Удовлетворены были и другие жалобы башкир. В том же 1729 г. они были освобождены и от рекрутской повинности, впредь до нового указа. Но в то же время в правительственных сферах были и другие течения. В 1730 г. явилась записка одного тогдашнего государственного человека, вероятно А.П.Волынского. Записка припоминает мусульманскую религию башкир, их прежние жестокости по отношению к русским, указывает на необходимость держать в Уфе умного воеводу, снять карту Башкирской земли, собрать подробные сведения о крае, привести в порядок старые крепости и построить новые. Еще решительнее выступил в 1734 г. известный Кирилов, один из учеников петровской школы, составитель книги: "Цветущее состояние Российского государства" и первого атласа России. Кирилов имел случай слышать лично от Петра его предположения и ждал первого случая, чтобы осуществить их. Случай представился превосходный. От Алтайских гор до Аральского моря, Хивы и Бухары кочевали орды Киргиз-Кайсацкие, сгруппировавшиеся в конце 15 века из разных сходцев тюркского племени около одного ханского дома. Теснимые зюнгарским ханом Галдан-Черенем, две орды, средняя и меньшая, появились близ русских пределов. После столкновения с башкирами, калмыками и уральскими казаками, хан меньшей орды Абул-Хаир предложил России свое подданство и просил построить город на реке Ори, в котором бы он мог найти себе убежище в случае нужды. Тогда-то выступил с своим предложением Кирилов; он указывал на то, что из города на Ори может идти русская колонизация в Башкирскую землю, а необходимость этой колонизации сознавал и Петр, приказывая искать руды на башкирских землях, и она уже началась с распространением заводов. Отсюда же, полагал Кирилов согласно предначертаниям Петра, русское влияние должно было распространиться и на Среднюю Азию: отсюда открывался путь русским товарам в Бухару, Бадахшан и Индию. Чтобы поддерживать власть над башкирами Кирилов советовал не давать им примириться с киргизами. Поэтому он предполагал сделать новый город не только крепостью и административным центром, но и центром торговым и промышленным. Все эти предложения были приняты, и город Оренбург получил большие льготы; позволено в нем селиться русским и иностранцам, всяких вер и званий; земля под постройки давалась поселенцам безденежно, учреждался магистрат. Строить город были посланы Кирилов с Тевкелевым, для охраны им был дан отряд из местных войск. Город велено строить тептерям; при экспедиции были геодезисты для составления карт и техники. Прибыв в Уфу, Кирилов занялся приготовлениями к строению города; сюда приехали к нему башкиры, которых он обнадежил разными льготами, ибо правительство всеми мерами старалось склонить их на свою сторону. Так, отменялся обычай брать от башкир заложников, а вместо того призывались они, как члены вновь учреждаемого суда; обещана была им охрана землевладения, оставление на своих местах беглых и т.п. Башкиры казались довольными, но замышляли иное. В это время их восстания получают уже иную основу; мусульманская пропаганда теряет свое значение, надежды на восстановление магометанского царства почти исчезли, но башкиры, уже раньше жаловавшиеся на единичные захваты их земель, начинают опасаться за самое существование своих земельных владений. И в самом деле колонизация сплошной стеной надвигалась на Башкирию. В 1699 г. начали строить Невьянский завод, подаренный Петром в 1702 г. предприимчивому Демидову; затем явились заводы Уктусский, Каменский, Алапаевский, Сысертский, Тагильский, Исетский и др.; возник Екатеринбург - место главного управления горными заводами. К концу царствования Петра при одних казенных заводах было 5422 души муж. пола. Все эти заводы лежали вне башкирских земель, но они к ним уже подступали. В 1724 г. башкиры ограничены были в праве владения лесами, которые подразделены были на заповедные и незаповедные. В постройке г. Оренбурга (который Кирилов заложил там, где теперь Орская крепость) они видели дальнейшую меру лишения их земельной собственности. Они решили сопротивляться. В 1735 г. вспыхнуло восстание под предводительством Кильмяк-Абыза. По первым же слухам о восстании назначен был Александр Иванович Румянцев идти усмирять его. Несмотря на турецкую войну даны были регулярные войска, которые и двинулись в Башкирию под начальством Румянцева. Со стороны сибирской действовал известный историк В.Н.Татищев, бывший в то время главным начальником горных заводов в Сибири и Перми. В июне 1736 г. большая часть Башкирии была выжжена и разорена. В то же время принимаются меры к усилению в Башкирии русских и других благонадежных элементов. Указом 1736 г. русским разрешено приобретение башкирских земель, а мещерякам, оставшимся верными и в бунтах не участвовавшим, предоставлено было право собственности на те земли, которые они до того арендовали у башкир-бунтовщиков. В 1739 г. тептери и бобыли, которые составляли род крепостных по отношению к природным башкирам, освобождены были от платежа оброка башкирам-бунтовщикам, а тем из них, которые не желали платить оброка и башкирам, оставшимся верными, предоставлено было занимать земли башкир-бунтовщиков без всякого вознаграждения прежних собственников. Вместо Румянцева прислан Хрущов, который, забирая башкир в качестве заложников, перебивал их; иначе поступал Татищев: он только отбирал оружие и заставлял присягать на Коране. Между тем в апреле 1737 г. умер от чахотки Кирилов. Его место занял Татищев. Последний предлагал перевести Оренбург дальше к Красной горе (где теперь Красногорская крепость), а для окончательного умиротворения края он признавал нужным не одни только военные действия и меры устрашения, но главным образом улучшения в области управления и аграрных отношений башкир и мещеряков. Татищев предложил ряд соответствующих мероприятий, но сделать ничего не успел, так как через год был сменен. На его место главным командиром Оренбургской экспедиции назначен был кн. Урусов. При нем восстание не только не утихает, но разливается с еще большею силою. Башкиры провозглашают своим ханом Султан-Гирея, по прозвищу Каракасал (см. это сл.). В 1740 кн. Урусов вместе с Соймоновым, сменившим Хрущова, подавляет, наконец, восстание. При этом сожжено и разорено было 696 жилых деревень, и, по одним официальным рапортам, башкиры потеряли убитыми 16634 человека, сослаными в разные места до 4000; кроме того 301 чел. были наказаны отрезыванием носа и ушей, отобрано было множество верблюдов, лошадей и рогатого скота. Смерть Урусова в Самаре (1741) прекращает его деятельность. В области внутреннего управления он успел только обнародовать именной указ, который изменил волостное управление в башкирских волостях, и родовых старшин, управлявших дотоле волостями по праву рождения, заменил старшинами, есаулами, писарями, сотниками, избираемыми под надзором администрации.

В 1742 г. командиром Оренбургской экспедиции, называвшейся в то время Оренбургской коммиссией, назначен был Ив. Ив. Неплюев, государственный деятель петровской школы. Прежде всего Неплюев принялся за развитие военных поселений, на важность которых для умиротворения края указывал и Петр. Центром этих поселений избран был Оренбург, который Неплюев перенес на р. Урал, где он находится в настоящее время. От Оренбурга во все стороны разветвлялись линии укреплений, которые непрерывной сетью должны были охватить все инородческое население. Часть этих укреплений построена была еще до Неплюева, но лишь он привел их в законченную систему. От Оренбурга на юг до устья реки Яика шла линия Нижнеяикская, состоящая из 9 крепостей и 18 форпостов. Постройка и оборона линии возложена была на яикских казаков, этих первых колонизаторов нижнего Яика, наполовину инородческого происхождения, которых Неплюев окончательно ввел в систему военных поселений, причем положено было им жалованье и даны льготы по рыболовству. К западу от Оренбурга шла линия укреплений по реке Самаре; она имела своим назначением связать Яикскую линию с Волгой и отделить башкир от калмыков, кочевавших в степях между реками Волгою, Яиком и Самарой. Здесь, кроме города Самары, который в военном отношении подчинен был оренбургскому начальству, было 9 крепостей и 3 редута. К северу от Оренбурга шел двойной ряд военных поселений, один вверх по Яику, другой по Сакмаре. Первая линия - Яикская на протяжении 560 верст до Верхнеяикской крепости имела 10 крепостей и 16 редутов, а пройдя Верхнеяикскую крепость эта линия вскоре разветвлялась: одна ветвь ее тянулась по р. Ую и через нее к Тоболу и, связывая таким образом военные поселения оренбургского ведомства с сибирскими форпостами, доходила до Звериноголовной крепости, которая в 1753 г. и была передана от сибирского губернатора в ведомство Оренбургской губернии. Сакмарская же линия состояла первоначально из 10 крепостей и 2 редутов, но после бунта 1755 г. она была доведена до речки Зилаира, где заканчивалась Зилаирской крепостью. Люди для заселения этих укрепленных пунктов указаны были еще Кириловым. это были: 1) ландмилицкие полки, в числе 4, сформированные, в силу указа 19 февраля 1731 г., частью из служилых людей закамских пригородов - Ерыклинска, Тиинска, Билярска, Старо и Новошешминска, Заинска и Алексеевска, частью из бывших служилых людей - городовых дворян, драгун, рейтар и проч., которые в 1724 году названы были государственными крестьянами и в числе около 30000 жили в разных городах и деревнях Казанской губернии. Полки эти были водворены на постоянное жительство с женами и детьми по Самарской и Яикской линиям. 2) Гарнизонные оренбургский и уфимский полки, сформированные в 1735 и 1736 гг. из городовых служилых людей уфимских, мензелинских и бирских и из сибирских недорослей и 3) Оренбургское казачье войско, начало которому положил Кирилов, когда в основанные им крепости стали принимать на житье и службу разного рода охотников, большею частью сходцев (беглых) как русского так и инородческого происхождения. По исчислению Рычкова, всех служивших по линиям и внутри Оренбургской губернии около 1760 г. было 20000 человек, не считая тех команд, которые на лето ежегодно командировались туда для содержания форпостов. Но одна военная колонизация не удовлетворяла Неплюева. Он явился не только замирителем края, но и гражданским его устроителем. По его представлению учреждена была в 1744 г. Оренбургская губерния и в состав ее вошли все земли, которыми ведала Оренбургская экспедиция, и кроме того Исетская провинция с зауральскими башкирами, Уфимская провинция со всеми башкирскими делами, а также ставропольский уезд и Киргизские степи. Неплюев был назначен первым оренбургским губернатором. В этом звании он усердно заботился о привлечении в вверенный ему край земледельческих и промышленных элементов, но при этом он встречал препятствия, глубоко коренившиеся в тогдашнем общественном и государственном строе России. Колонизация русских окраин всегда шла помимо правительства и даже в разрез с установленными им порядками; колонизаторами обыкновенно являлись "гулящие люди", т.е. беглые, которые спасались от крепостного ига, от тяжести налогов, от рекрутской повинности, а также от религиозных преследований. Очевидно, что оренбургский губернатор в своих заботах о колонизации края не мог потворствовать подобного рода выходцам. Татищев, который начал было это делать, получил из Петербурга формальный выговор. При таком положении дела приходилось изыскивать другие элементы для заселения края. Была сделана попытка привлечь сюда выходцев из среднеазиатских ханств, но результаты получились самые ничтожные. В 1745 г. насильно переселены были кундровские татары, с давних пор кочевавшие близ Астрахани, но это были плохие колонисты, способные лишь к скотоводству. Не больше пользы принесло поселение крещеных калмыков, которых в 1754 г. считалось в Оренбурге 56 кибиток и 205 душ обоего пола. Действительно полезным элементом явились казанские татары, "люди торговые и пожиточные", которые в 1744 г. выразили желание переселиться в новый край, но с тем, чтобы им была предоставлена льгота от рекрутской повинности и право строить мечеть (что тогда воспрещалось). Поселившись в числе 200 семей, в 18 верстах от Оренбурга, они образовали Сеитову слободу (по имени предводителя их - Сеита Хаялина) и явились главными посредниками в торговых сношениях России чрез Оренбург с Средней Азией; они завели здесь водяные мельницы, первые стали разводить хлопчатую бумагу и сеять сорочинское пшено. Все же старания правительства привлечь сюда русских купцов и ремесленников оставались безуспешными, так как с одной стороны русские обыватели были бедны и не имели средств тронуться с места, а с другой стороны городские общества, будучи обязаны отправлять разные повинности и службы, которые они несли всем миром, всячески противились выходу из среды своих сочленов, так как выходом одних неминуемо увеличивались тяготы остальных. Все усилия Неплюева привлечь сюда русских купцов на житье, все предоставленные им значительные льготы имели лишь тот результат, что под конец его управления губернией записанного купечества считалось 29 душ (да и те насильно переселены были из Уфы и Самары), и что некоторые купцы других гордов, сами и не бывавшие в Оренбурге, стали присылать для торга своих приказчиков. Более обильный приток колонистов давала ссылка; в Оренбургскую губернию ссылались преступники из купцов, мастеровых и ремесленников, но, конечно, это были элементы, весьма малопригодные для внесения в дикий край начал гражданственности и промышленности. Мысль о поселении в закамских землях малороссиян возникла во время управления краем Татищева, которому запрещено было принимать великороссийских беглых, но дозволено было селить выходцев из Малороссии. При преемнике его, кн. Урусове, послан был в Малороссию вербовать поселенцев капитан Калачев, который обещанием значительных льгот вызвал сильное брожение в стране. Малороссийские владельцы жаловались на свои потери, но жалобы эти оставались безуспешными до тех пор пока на престол не вступила Елисавета Петровна, известная своей приверженностью к Малороссии. Указом 1742 г. запрещено было "набирать малороссийцев для поселения в оренбургские крепости", а вместо них повелевалось селить там грузинцев и волохов. Поселения последних, равно как и поселения черногорцев и албанцев, которые начали было заводить в 1756 г., совершенно не удались. Но и выходцы из Малороссии были плохими колонистами, неспособными приноровиться к условиям нового края, где в одно и то же время необходимо было быть землепашцем, воином, ремесленником и торговцем. В своих неудачных попытках руководить делом колонизации Башкирии правительство обратилось, наконец, к отставным солдатам, на которых уже Кирилов указал как на материал пригодный для заселения этого края. Но попытка привлечь их добровольно не удалась, главным образом потому, что указом 1737 г. запрещалось им брать с собою детей, записанных в подушной оклад или закрепощенных за частными владельцами. Правительство положило принудить отставных солдат к переселению в Башкирию; от поселения освобождались только совершенно дряхлые, не подававшие надежды на то, "что могут жениться и домы содержать". В то время как правительство столь неуспешно старалось направить в Башкирию легальную колонизацию, продолжала подвигаться свободная колонизация края, которая не только не поощрялась, но и энергично преследовалась. В 1743 г., при производстве 2-ой ревизии, Неплюеву повелено было всех беглых, какие найдутся во вверенном ему крае, выслать на прежние места. Но Неплюев настоял, чтобы край не был лишен этого рода поселенцев, которые составляли самую предприимчивую, самую энергическую часть сельского населения. Не выдал Неплюев и тех беглых, которые найдены были под именем непомнящих родства в уфимском уезде и в казанских пригородах. Неплюев пошел дальше. Он выхлопотал указ 13 янв. 1746 г., которым всех непомнящих родства и помещиков повелевалось отправлять для поселения в Оренбург, где они наделялись землею, освобождались на три года от всяких сборов и рекрутской повинности. эти непомнящие родства образовали несколько слобод в нынешнем бугульминском уезде, и под конец управления краем Неплюева (1750) их считалось 3720 душ муж. пола, в том числе русских 1650. эта цифра дает понятие о ежегодной прибыли сходцев, известных правительству. Сколько же их безвестно скрывалось среди башкир и мещеряков! Но сильнейшим проводником колонизации края явилось горнозаводское дело. И в этом отношении Неплюев оказал краю огромную услугу. Вопреки мнению берг-коллегии, Неплюев настоял, чтобы горнозаводское дело в Башкирии было предоставлено частной предприимчивости и чтобы казна от него совершенно устранилась. Сенатским указом от 13 окт. 1753 г. предложения Неплюева были утверждены. Вслед за тем он принял ряд мер, заимствованных большей частью из Петровских узаконений по этому предмету. Главным образом он стремился к тому, чтобы земля не стала предметом монополии, чтобы отдельные заводчики не захватили земли больше, чем они могут эксплуатировать. Даже покупкой они не могли приобретать лишних земель. Для охранения рудников и заводов заводчик обязан был содержать на свой счет потребное количество гарнизона, который командировался ближайшим начальством из регулярных и иррегулярных войск. Мероприятия Неплюева привели к блестящим результатам. До него в самой Башкирии не было заводов, если не считать казенного Воскресенского завода, выстроенного в 10 верстах от Табынска Кириловым, а после него заброшенного. Завод этот был Неплюевым уступлен предприимчивому симбирскому купцу Ив. Бор. Твердышеву, который, в компании с своим братом и симбирским же купцом Мясниковым, основал 5 медных и 4 железных завода. На этих заводах водворено было свыше 1300 крестьянских, большей частью купленных заводчиками, дворов. По стопам Твердышева пошли и другие. Графы Сиверс, Шуваловы и Строганов, генерал-прокурор Глебов, дворяне Демидовы, промышленники Мосолов, Осокины и др. основывали заводы и переводили сюда своих и купленных людей из внутренних губерний. К 1760 г. в Башкирии действовало уже 28 заводов, в том числе 15 медных и 13 железных, а население их доходило до 20000 душ муж. пола. Всего же к этому времени пришлого населения насчитывалось в Башкирии 200000 душ обоего пола.

Распространение заводов, имевшее неизбежным своим последcтвием занятие земель, которые башкиры считали своей неотъемленной собственностью, встретило с их стороны сильную оппозицию. "Народ этот, говорит современник Рычков, ничего не бережет, как старинные свои вотчинные земли и отхожие, т.е. лесные угодья", и справедливость этих слов засвидетельствована и Неплюевым в донесении его сенату в 1753 г. (П.С. Зак. N° 10141). Отдельные меры Неплюева, который урегулировал повинности башкир, защищал их от произвола администрации, от попыток духовенства насильно обращать в православие, не могли утишить их недовольства. Бунт был неизбежен, и он нашел себе даровитого организатора в лице мещеряка Батырши Алеева, который отличался умом и обширной магометанской образованностью. Бунт этот, в основе которого лежали причины экономические, принял прежнюю форму религиозного движения. Уже в 1754 г. Батырша разослал по всему магометанскому востоку России воззвание, в котором указывалось на опасность, грозящую магометанству от нашествия русских, обещалась помощь киргиз-кайсаков и Турции, и весь магометанский мир призывался к отстаиванию своей веры. В следующем 1755 г. башкиры начали собираться в небольшие шайки и, обозначив свой путь пожарами и убийствами, удалялись за Яик в Киргиз-Кайсацкую орду, где должны были собраться все силы мятежников. Таким образом Неплюеву предстояла борьба с коалицией башкир и киргиз-кайсаков, а вслучае успеха этих союзников - со всем магометанским наелением средней Волги. Неплюев как нельзя лучше понял необходимость подавить мятеж в самом его начале и проявил при этом необыкновенную энергию и изобретательность и глубокое знание людей, с которыми ему приходилось вести борьбу. Военная сила, подкупы, обман, милость и суровое преследование - все было им пущено в ход, чтобы подавить восстание прежде, чем оно перейдет в общемагометанский мятеж. С большим искусством поселил он раздор в самом мятежном населении и отвлек от башкир и даже вооружил против них мещеряков, тептерей и бобылей. Предоставленные только своим силам, лишенные возможности полушить внешнюю помощь со стороны других магометан, постоянно ослабляемые тем, что многие участники мятежа уходили к русским властям с повинной, сторонники Батырши вынуждены были искать спасения в горах и лесах. Но и это не помогло. Союзники русских мещеряки и тептери хорошо знали дороги даже в самых глухих трущобах края, и мятежные шайки были находимы военными отрядами там, где они считали себя в полной безопасности. Сам Батырша был взят мещеряками в плен и под сильным конвоем отвезен в С.-Петербург; дальнейшая судьба его неизвестна. Более 50000 башкир, считая в том числе женщин и детей, бежали за Яик к киргиз-кайсакам, но и там Неплюеву удалось возбудить между союзниками раздоры, закончившиеся взаимным избиением. Наконец, 1 сентября издан был манифест, которым беглецам в 6-месячный срок повелеваось возвратиться с повинной, в противном случае им грозила конфискация всех их земель. Перебеги за Яик прекратились, и внутри Башкирии как будто стало спокойно. Причины недовольства - столкновения из-за земли - не были и не могли быть устранены. Но башкиры были уже настолько ослаблены, что бунтов поднимать не были более в силах. Батыршин бунт был последним бунтом, но не последним протестом их против русской власти. Они пользовались всяким удобным случаем, при котором представлялась надежда свергнуть эту власть и вернуть свои утраченные земли. Ни одно движение конца 18 века в Приволжье не обходилось без участия башкир. Никогда Пугачевщина не приняла бы таких обширных размеров, если бы к ней не примкнули башкиры под предводительством Салавата, славнейшего из башкирских богатырей, про которого народ и поныне распевает песни, отчасти им самим сложенные. Пушкин называет его "свирепым", но этот свирепый предводитель не менее свирепых шаек мстил за свой обезземеленный народ, за своего отца Юлая, у которого Твердышев в 1755 г. отнял землю под свой Симский завод. Для умиротворения края и усиления в нем правительственной власти явилась необходимость в большем сплочении Башкирии с остальным государством. Уже в 1754 г. с башкир был снят ясак и распространена на них обязательная покупка казенной соли по 35 к. за пуд, чем они сравнены были с другими поволжскими инородцами. В 1789 г. башкирам дозволено было по желанию вступать в податное состояние с платою 80 к. с души. Наконец, в 1798 г. сформировано из них в губерниях Оренбургской, Самарской, Уфимской, Вятской и Пермской иррегулярное войско, разделенное на 12 кантонов, которые в свою очередь делились на отделения и команды, независимо от деления на волости. Все войско состояло под главным начальством командира отдельного Оренбургского корпуса, жительствовавшего в Оренбурге, где при нем находилось войсковое правление или канцелярия. Кантонами управляли чиновники из башкир, которые в своем звании утверждались корпусным командиром; из них многие дослуживались до штаб-офицерских чинов. Во главе отделений и волостей стояли юртовые старшины, принадлежащие к классным и за-уряд казачьим чиновникам; в последние чины башкиры производились корпусным командиром. Все эти чины выходили из башкир и жили среди вверенного им народа. Сверх того по делам следственным при двух, а иногда и при одном кантоне имелись стряпчие, большею частью из гражданских чиновников; при некоторых кантонах состояли еще особые попечители из штаб-офицеров. Главная обязанность башкирского войска заключалась в содержании кордонов по Оренбургской линии. Во все время нахождения на этой срочной службе, башкиры содержали себя на своем коште, получая из казны на человека жалованья только по 1 р. асс. в месяц. Кроме того, по мере надобности, из башкирского войска формировались пятисотенные полки на правах казачьих, которые до выступления из сборного пункта за 100 верст содержали себя на собственном коште, а потом продовольствовались из казны по старому гусарскому положению. При каждом полке находилось духовное лицо - мулла с служителем азанчием, положенное число из башкирских зауряд-офицеров и урядников с особо назначенным полковым командиром или походным старшиной, под общим начальством армейских штаб- или обер-офицеров. Таких полков в Отечественную войну сформировано было до 30. Единообразная обмундировка башкир первоначально носила характер национальный и главным образом состояла из кафтана синего или белого сукна, таких же шальвар с красным кантом и остроконечной войлочной шапки белого цвета, но в 1850-х годах введена была у них обмундировка совершенно казачья. Вооружение башкир состояло из пары пистолетов, ружья, пики, сабли, лука (сайдак) и колчана со стрелами, которыми они мастерски стреляли на большое пространство в цель и притом с такою силою, что стрела на 15 саж. могла пронзить насквозь не только человека, но и лошадь. Французы, испытавшие на себе в войнах с Россией, особенно в 1812 г., губительное действие этих срел, прозвали башкир северными амурами. В 1814 г. башкиры вместе с казаками поили своих лошадей в Сене. Вскоре к башкирскому войску присоединены были и мещеряки, которые до того составляли особое войско, разделенное на 4 кантона. К образовавшемуся таким образом башкиро-мещерякскому войску в 1855 г. присоединены были тептери и бобыли, проживавшие в губерниях Оренбургской, Самарской, Пермской и Вятской и в том же 1855 г. повелено было башкиро-мещерякское войско впредь именовать башкирским войском и только в случаях, где представится надобность отличать происхождение людей, войско составляющих, называть их башкирами из мещеряков, тептерей или бобылей. С тех пор под именем башкир известны на нашем законодательном языке не одни только собственно башкиры, но и мещеряки, тептери и бобыли. В 1863 г. инородцы, составлявшие башкирское войско, уравнены были в гражданских правах с прочими сельскими обывателями и общественное управление их повелено было организовать на общих началах с изъятиями, указанными в Высочайше утвержденном Положении о башкирах 14 мая 1863 г. Для наблюдения за общественным их управлением в хозяйственно-распорядительном отношении тогда же образовано было в ведении военного министерства и под непосредственным руководством оренбургского и самарского генерал-губернатора особое управление башкирами. Это особое управление состояло из 11 кантонных управлений и общего управления башкирами. Во главе кантонного управления стоял кантонный начальник, при нем - помощники и канцелярия. Наконец, в 1865 г. башкиры окончательно переданы были из военного в гражданское ведомство, особое управление башкирами упразднено и общим губернским и уездным учреждениям повелено было руководствоваться относительно башкир Положениями 19 февр. 1861 г. и 14 мая 1863 г. В настоящее время действующие о башкирах узаконения собраны в Положение о башкирах, вошедшее в состав особого приложения к IX т. Св. Зак. изд. 1876 г. По этому Положению, башкиры в правах и обязанностях не отличаются от прочего сельского населения империи. По делам хозяйственным башкиры составляют сельские общества, которые общественною землею владеют на началах общинных, а для ближайшего управления и суда соединяются в волости (юрты). Сельское общественное управление состоит из сельского схода и сельского старосты, а волостное (юртовое) управление - из волостного (юртового) схода, волостного (юртового) старшины с волостным правлением и волостного суда. Волостное правление образуют: волостной старшина, сельские старосты и сборщики податей тех сельских обществ, в которых они имеются. В порядке наследования имуществом и в делах, касающихся опеки, башкирам предоставлено руководствоваться своими обычаями. При введении всеобщей воинской повинности (1874) она была распространена и на башкир, причем был упразднен особый сбор в 60 коп. с души, установленный с них Положением 17 мая 1863 г. Новобранцы, ежегодно поступающие по призыву из башкир, распределяются по частям войск на общем основании, но тем из башкир Оренбургской губернии, которые сохранили еще способность к кавалерийской службе, предоставлено было, по желанию, отбывать службу на своем коне и с своим конским убором при особом кадре, который, под названием Башкирского дивизиона, сформирован был в пределах Оренбургской губернии. В 1878 г. дивизион этот был переформирован в Башкирский конный полк, который составлял самостоятельную часть на правах дивизии и должен был служить кадром для формирования в военное время башкирских конных частей. Но 13 июля 1882 Высочайше повелено было: 1) Башкирский конный полк упразднить, заменив оный формированием в военное время Башкирской милиции; 2) всех новобранцев, ежегодно поступающих по призыву из башкир Оренбургской губернии, назначить на общем основании; в случае же войны, с об'явлением мобилизации, запасных чинов башкирских родов Оренбургской губернии, служивших в частях кавалерии, обращать на формирование конномилиционных сотен и полков.

Через всю историю башкир красной нитью проходят земельные неурядицы, которые лежали в основе их бунтов (особенно последних), а в настоящее время служат главною причиною их бедственного экономического состояния. Башкирия, эта обширная и привольная страна, которая издавна привлекала многочисленных выходцев финского и татарского племени, и также русских сходцев, никогда не была измерена ни размежевана. Имея землю в изобилии (еще в первой половине текущего столетия башкиры владели свыше 11,5 миллионов десятин земли), башкиры еще с 16 столетия принимали к себе поселенцев, мещеряков, тептерей, бобылей и др., которые селились на их землях и платили башкирам-вотчинникам оброк. Вскоре поземельные отношения башкир крайне запутались, особенно после указов 1736 и последующих годов, когда башкиры за мятежи были лишены своих земель в пользу пребывших верными мещеряков, потом снова ими наделены, потом опять утратили часть их. В то же время усилилась и русская колонизация. Указ 11 февр. 1736 г., разрешивший русским покупать и арендовать у башкир земли, привлек сюда много государственных крестьян, а также помещиков, которые переселялись вместе с своими крепостными. Все эти поселенцы заключали с башкирами договоры, образовали значительные поселения и составили отдельные общества, покупали и кортомили землю и заводы, которые основывали во множестве. При продаже земель, границы их определялись урочищами, а сколько в тех границах заключалось десятин, башкиры и сами не знали. Оттого десятки и сотни тысяч десятин продавались за бесценок. Так, в конце прошлого столетия Белорецкий завод купил 300000 десятин строевого леса за 300 рублей, а Авзяно-Петровский и Кагинский заводы окортомили у башкир на вечные времена 180000 десятин лесу за 20 рублей в год. Понятно, что вслед за такими сделками возникали жалобы, протесты. Правительство старалось помочь злу и в 1818 г. запретило продажу башкирских земель, но такая мера не могла, конечно, упорядочить земельных отношений башкир и их припущенников (так были названы всякого рода поселенцы на башкирских землях). Чтобы утвердить земельные права башкир и положить конец неурядице, издан был закон 10 апреля 1832 г., которым башкиры признаны были владельцами всех тех земель, "кои ныне бесспорно им принадлежат", и предписано было приступить к отмежеванию припущенников на следующих основаниях: мещеряки, тептери и бобыли, как занимающиеся более скотоводством и несущие казачью службу (отсюда наименование их: припущенники военного ведомства) должны были быть удовлетворены 30 дес., а татары, крестьяне казенные, удельные и пр. (припущенники гражданского ведомства) - 15 дес., если, впрочем, за таковой нарезкой и для самих башкир останется не менее 40 дес. на душу. этим же законом 1832 г. вновь разрешена продажа башкирских земель, но с тем, чтобы у них самих оставалось от 40 до 60 дес. на душу; разрешена была и отдача земель в кортому, но не долее, чем на 12 лет. Размежевание башкирских дач возложено было на казенные палаты, но уже в 1834 г. образована была для этого специальная башкирская коммиссия, которая состояла при оренбургском военном губернаторе, и деятельность которой дала результаты самые ничтожные. В 1869 она была упразднена, и дела ее переданы в губернские по крестьянским делам присутствия, при которых имеются специальные для этого члены. Для руководства им изданы утвержденные 10 февр. 1869 г. особые правила о наделе припущенников в башкирских вотчинных землях (приложение к ст.15 Положения о башкирах). Тогда-то началась "эпопея хищений" башкирских земель, которые заставили правительство назначить в 1881 г. сенаторскую ревизию в Уфимскую и Оренбургскую губернии, а затем и принять меры к искоренению зла. Чтобы выяснить характер и механизм этих хищений, необходимо остановиться на современном поземельном устройстве башкир, по правилам 1869 г. На основании этих правил, все дачи, принадлежащие обществам башкир-вотчинников, разделены на многоземельные и многоземельные. К первым отнесены такие дачи, в которых, за отчислением на каждую душу (по 7 ревизии) вотчинников по 40 десятин, может быть отрезано припущенникам по 30 десятин на каждую душу по той же ревизии. Дачи, не удовлетворяющие этим условиям, отнесены к малоземельным. Распределение земель между вотчинниками и припущенниками должно было производиться таким порядком: в многоземельных дачах прежде всего отрезывалось по 40 дес. на душу вотчинников (по 8-ой ревизии) и если по разделении общего количества отрезанных десятин на число душ по 10 ревизии, на каждую душу приходилось менее 15 дес., то прирезывалось недостающее до этого размера количество по числу душ 10-й ревизии. Потом припущенникам по числу душ, поселившихся до 1837 г., отрезывалось по 30 дес. на душу, и из них 15 дес. поступали в надел, а 15 отчислялись в запас. Остающееся за приведенным расчетом количество земли поступало в собственность башкир-вотчинников, которые свои земли могут продавать, но с тем, чтобы и по продаже на каждую душу оставалось не менее 15 дес. удобной земли. В малоземельных дачах земля делилась согласно указанному выше размеру, пропорционально между вотчинниками и припущенниками, причем если за наделом припущенников по 15 дес. на душу оставалась еще земля, то она поступала также в запас. Таким образом, помимо земли, поступавшей в надел, получились два разряда земель: 1) свободные вотчинные земли, которые башкиры-вотчинники могли продавать на основании приговором сельских сходов, и 2) земли запасные. эти запасные земли поступали в распоряжение (но не в собственность) министерства государственных имуществ с тем, чтобы они употреблялись исключительно для наделения тех из припущенников, которые на обитаемых ими дачах (малоземельных) не могут быть наделены количеством земли в указанном выше размере и пожелают переселиться на запасные участки (таковым переселенцам полагается даже пособие от казны). Таким образом эти запасные земли составляют как бы собственность всего сословия припущенников и являются фондом для обеспечения их землею. Но фактически земли эти одно время получили другое назначение, несогласное с законом. Чтобы оживить Оренбургский край и усилить в нем русский элемент, изданы были 4 июня 1871 г. правила для продажи казенных земель без торгов, и на условиях крайне льготных тем из должностных лиц, которые пожелают водвориться в крае. Для этой цели из свободных казенных земель образуются участки трех видов, от 150 до 500 десятин, которые имеют быть продаваемы отставным чиновникам, а служащим - участки от 500 до 1000 и от 1000 до 2000 дес. Участки последнего размера предназначались лицам, более заслуженным и от водворения которых ожидалось в крае наиболее пользы. Но на самом деле продавались на этих условиях не одни только земли казенные, но и запасные башкирские, которые никогда не составляли собственности казны, и притом продавались не указанными в законе участками, а участками значительно больших размеров. Участки получали все без изъятия должностные лица края, начиная с губернаторов и кончая губернской повивальной бабкой, и кроме того лица, никакого отношения к краю не имевшие. Чтобы судить о выгодности такого рода операций достаточно сказать, что банки выдавали под купленные у казны участки ссуды в 10 раз превышавшие те суммы, за которые они приобретались у казны, да приобретались еще с рассрочкою платежа на 37 лет. В короткое время с 1876 г. по 1880 г. расхищены были этим путем все без изъятия запасные земли Оренбургской губернии, в количестве свыше 180000 десятин, и значительная часть запасных земель Уфимской губернии, в количестве свыше 360000 дес. Столь сильные злоупотребления не могли не обратить на себя внимания высшего правительства, и 30 марта 1881 г. граф Игнатьев, немедленно по вступлении своем в управление министерством внутренних дел, испросил по всеподданейшему докладу приостановление правил 4 июня 1871 г. Одновременно с расхищением запасных земель, долженствующих служить к обеспечению припущенников, обезземеливались и башкиры-вотчинники. У них земли по-прежнему покупались урочищами, благодаря чему сотни, тысячи и десятки тысяч десятин земли, лугов, строевого леса, лучших пристаней на реках Белой, Уфе, Симе, Инзери отходили в собственность приобретателей безданно-беспошлинно. Приобретатель торгует, например 5000 десятин, описывая границы урочищами; башкиры, незнакомые с русской десятиной, и продают 5000 десятин в указанных границах, а в купчей, по обыкновению, пишется, не оставляя ничего за собою, а между тем урочища эти обнимают не 5000, а 10000 десятин. Благодаря этому десятина богатейшей земли обходилась приобретателю в 16 и даже в 8 коп., и таких десятин в 10-летие с 1869 по 1878 г. продано было в Уфимской и Оренбургской (отчасти и в Самарской) губерниях свыше миллиона. Чтобы судить о том, как подобное расхищение должно было отразиться на экономическом благосостоянии башкир, необходимо иметь в виду, что те 15 дес. душевого надела, которые обязательно оставались у башкир и которых достаточно для обеспечения русского крестьянина, не могут обеспечить башкира, неспособного еще к сколько-нибудь интенсивной обработке земли. Конечно, это обезземеливание башкир путем якобы добровольных и сознательных сделок никогда не приняло бы таких обширных размеров, если бы ему не содействовали те самые чиновники, на которых лежала прямая обязанность охранять башкир и их интересы, и которые, по закону 1869 г., обязаны были следить за правильностью составления приговоров. Без их содействия никогда не могли бы совершаться и купчие крепости, которые часто сопровождались угрозами, вымогательствами и принуждениями к составлению фальшивых приговоров. эти злоупотребления вызвали Высочайшее повеление 9 мая 1878 г. о пересмотре оренбургским генерал-губернатором крепостных сделок с правом уничтожать те из них, которые будут признаны неправильными. Кроме того, закон 9 мая 1878 г. установил, что в Уфимской и Оренбургской губерниях продажа башкирских земель допускается лишь в дачах, окончательно размежеванных с припущенниками. В то же время в виде опыта на 5 лет установлены были следующие правила: приговоры о продаже земли, по-прежнему, представляются в губернское по крестьянским делам присутствие, которое, убедившись в правильности их составления, назначает публичные торги; земля, поступающая на продажу с публичных торгов, разбивается на возможно дробные участки, из коих каждый назначается на продажу отдельно. Наконец, Высочайше утвержденным 15 июня 1882 г. мнением государственного совета установлено, что свободные земли башкир-вотчинников могут быть продаваемы только в казну или крестьянским обществам, по непосредственному соглашению продавцов с покупателями, без производства публичных торгов, но с соблюдением постановлений закона 9 мая 1878 г., определяющих условия, при которых башкиры-вотчинники имеют право продавать свои земли, а равно порядок составления приговоров о таковых продажах и поверки этих приговоров через губернское по крестьянским делам присутствие, на которое возложено и наблюдение за точным исполнением сего закона.

В настоящее время собственно Башкиры в числе 575000 живут между 50-57° сев.шир. и 70-82° вост.долг. в губерниях Оренбургской и Уфимской повсеместно и в уездах: бугульминском и бузулукском Самарской губернии, шадринском, екатеринбургском, красноуфимском, пермском и осинском Пермской губернии и глазовском и сарапульском Вятской губернии. Между ними следует различать два типа. Один более распространенный это - тип калмыцкого и монгольского характера, тип степного башкира с широким, плоским лицом, широким прямым или вдавленным у корня носом, выдающимся вперед подбородком, большой головой, среднего роста, - а другой, приближающийся по очертанию лица более к кавказскому типу, свойственный многим среднеазиатским народам, горбоносый, с длинным лицом, овальным выпуклым профилем, высокого роста, - это тип лесного башкира гористой, лесистой местности, например на верховьях р.Белой. Этому различию в анатомическом типе соответствует и различие в складе характера степного и лесного башкира: последний более смел, вспыльчив, более гордого и независимого характера. Вообще же по очертанию лица башкиры не представляют резкого отличия от татарского племени. Они смуглы, уши у них большие, оттопырившиеся, лоб узкий, прямой, волосы на голове густые, черноватые и только редко можно встретить между ними лиц с русыми или рыжими волосами, - волосы на бороде и губах редкие, а на щеках (бакенбарды) у весьма многих и вовсе нет. Глаза у большинства башкир нельзя назвать узкими или малыми; глаза с узкой глазной расщелиною, равно как и косые - с приподнятым наружным углом, как у калмыков, встречаются, но не часто, и у женщин чаще, чем у мужчин. Рост у степных башкир в среднем равен 166 см., следовательно обыкновенный средний, но они значительно выше народов финского племени, напр. вотяков (162), вогулов (154). Размеры черепа очень значительны: горизонтальная окружность головы - это наиболее верное выражение величины черепа - равна 565 мм., длина черепа - 186 мм., а ширина 153 мм. По строению черепа башкиры относятся к категории так называемых брахицефалов (короткоголовых). Этой значительной степенью брахицефалии, а также преобладающим развитием в ширину, вертикально спускающимся затылком (по Бэру это характеристический признак калмыцких черепов), весьма большой вместимостью (1820 куб.сантим.), сравнительно большими размерами - башкирские черепа резко отличаются от финских (вогульских, черемисских) черепов, так что несмотря на некоторую незаконченность исследований в этом направлении, можно и на основании имеющихся уже данных сделать заключение о близости башкир с татарами. Башкиры худощавы, телосложения не очень крепкого, но тем не менее они довольно сильны и способны переносить большие труды и лишения. Организм их гораздо более закален против всех стихийных невзгод, нежели организм других инородцев и русских, привыкших к бОльшим жизненным удобствам и, так сказать, более изнеженных. Башкиры не знают, что такое простуда или неудобоваримая пища. Если же между ними свирепствуют нередко эпидемические болезни (голодный тиф), если, например, возвратная горячка 1865 г. унесла в некоторых селениях от 26 до 44% всего населения, то это находит себе об'яснение не в слабости их организма, а в нищете и крайне тяжелой жизненной обстановке вообще. Одно время утверждали, что между башкир сильно развит сифилис, и для противодействия ему в Оренбурге содержался даже специальный врачебный персонал, но врачи, путешествовавшие по Башкирии и интересовавшиеся этим вопросом, единогласно отвергают распространение этой болезни между башкирами. Вообще господствующих болезней между ними незаметно и здоровье у башкир можно считать очень хорошим. Органы чувств у башкир развиты до замечательной тонкости. Ночью и днем они в состоянии различать предметы на недосягаемом для нас расстоянии, равно как уловить звуки, не долетающие до слуха европейца.

Нравственные качества башкир характеризуются так: "они подозрительны, скрытны, легковерны, хитры, мстительны, склонны к воровству, лени, праздности, любят заводить тяжбы с соседями" ("Списки населенных мест Росс. имп. XXVIII. Оренб.губ.", Спб., 1871, стр.87). Эта характеристика страдает излишнею придирчивостью. Действительно, башкиры подозрительны, скрытны, склонны к лени и праздности; все это легко об'ясняется их слабым гражданским развитием и отношениями к остальному населению: и прежде, и до сих пор башкир эксплуатировали со всех сторон, как неразумных детей. Но отнюдь нельзя сказать, чтобы они были мстительны и склонны к воровству. Многие находили их до наивности добрыми, очень услужливыми, переносливыми в обидах и оскорблениях. Вообще же при несомненном юморе, отваге и юркости в движениях это - народ забитый и робкий, особенно в голодное зимнее время, и можно только удивляться, как быстро они, под влиянием вынесенных ими разных невзгод, утратили все черты свободного племени. При взгляде на нынешних башкир недавние сказания про их силу и воинственный дух кажутся почти невероятными. Через 100 с лишним лет нельзя узнать этого буйного и отважного народа. Полуголодные, едва перебивающиеся изо дня в день, забитые и запуганные, башкиры в настоящее время представляют только тень своего прежнего облика. Об умственных качествах башкир судить довольно трудно, потому что сфера их деятельности не такова, чтобы дать возможность проявиться этим качествам во всей их природной силе. На работе они хоть и не споры, но трудолюбивы, предусмотрительны, находчивы, а главное - аккуратны. Вообще ум их отличается живостью и подвижностью, как и весь их характер; оттого они чувствуют большую склонность к такого рода занятиям, где требуется не одна механическая привычка и рутина, а разнообразие приемов и личное соображение.

Образование у башкир чрезвычайно распространено, что заслуживает особенного внимания, если вспомнить бедственное экономическое положение этого народа. Разоренные, почти полудикие, башкиры оказываются грамотнее многих русских мужиков, так как большинство из них умеет читать и писать, но только по-татарски. Этим они обязаны мусульманскому духовенству, которое чрезвычайно ревностно относится к своему делу: нет мечети, где бы муллы не учили не только детей, но и взрослых. А мечетей у них оказывается гораздо более, нежели у православных церквей. Например, в 11 губерниях Казанского учебного округа в 70-х годах один православный храм приходился на 1995 православных, тогда как одна мечеть - на 633 мусульманина. Кроме того, при наших церквах школа школа составляла до нового времени редкость, а у магометан она не только существует при каждой мечети, но, сверх того, множество школ устроено и отдельно от них. Но образование у башкир носит чисто религиозный характер, и татарские школы скорее приносили вред населению, чем пользу, фанатизируя народ и отвращая его от стремлений истинной цивилизации. Христианство же у башкир хоть и распространяется, но крайне медленно; крещенные между ними насчитываются лишь сотнями. В то же время, замечается, что в последнее полустолетие башкиры становятся рачительнее к мусульманству, особенно в селениях пригородных. Это указывает на энергическую деятельность их духовенства. Духовенство башкир подчинено оренбургскому муфтию, жительствующему в г. Уфе, и состоящему при нем духовному собранию. Духовные чины, называемые ахунами, муллами и азанчами, назначаются муфтием по испытанию их в духовном собрании и утверждаются губернским правлением. Определенного жалованья башкирское духовенство не получает, а средства к существованию доставляет ему плата за исполнение треб и обучение юношества.

Женщины у башкир по очертанию лица не отличаются от мужчин. Они малорослы и при весьма раннем наступлении половой зрелости малоплодовиты: средним числом за всю жизнь башкирка имеет 8,8 детей. Между ними встречаются и весьма миловидные. Вообще относительно красоты башкир существует предубеждение, а между тем выражение лица у них не только не безобразно, но нередко даже красиво. На женщинах у башкир лежит большая часть домашних работ; они портняжат, сапожничают, кожевничают и валяют войлоки. Замуж башкирки выходят очень рано, о соответствии между возрастом супругов заботятся мало. Дочь в семье составляет весьма доходную статью, так как при выходе замуж жених уплачивает отцу невесты калым (выкуп). До полной уплаты калыма невеста живет в доме своих роителей, где жених пользуется всеми правами мужа, и по уплате всего калыма берет ее от родителей иногда с одним или двумя детьми. Как и у всех магометанских народов, у башкир допускается многоженство. В прежнее время достаточные башкиры имели до 4 жен, а бедные по одной и по две. Но духовенство сремится к ограничению многоженства, так как оно ложится тяжелым бременем на бюджет семьи, а главное порождает бесконечные тяжбы, весьма обременительные для духовного собрания. Поэтому муфтий Тархан Габул-Валит Сулейманов (умер в 1864) издал строгие предписания о том, чтобы муллы не дозволяли магометанину брать вторую жену без удостоверения от общества о достаточности его средств к содержанию второй жены. Это распоряжение муфтия, основанное на Коране, привело к сильному ограничению многоженства и у достаточных башкир. Вместо платежа калыма они заключают с отцами невест своих условие о том, что они не возьмут второй жены, и за это получают за невестою даже приданое.

Образ жизни башкир, по официальным сведениям, кочевой или полукочевой. Это определение неточно. Все башкиры имеют дома, живут в деревнях, пользуются определенными земельными наделами, на которых занимаются хлебопашеством и др. промыслами и ремеслами, и в этом отношении отличаются от крестьян или других оседлых инородцев рзве только степенью своего благосостояния. Одно, что могло бы дать повод к закреплению за башкирами названия полукочевого племени, это обычай с наступлением весны переселяться на так называемые коши, т.е. в войлочные кибитки, которые они, в виде лагеря, разбивают на своих полях или лугах. В местах безлесных эти летние помещения делаются из деревянных решеток в 2 аршина вышиною, обтянутых кругом войлоком, а на них ставят другие сводом, вкладывая их на верху в деревянный круг, который не закрывается кошмою, а образует отверстие, служащее трубою для дыма от очага, вырытого посредине коша. Впрочем, такая войлочная палатка есть лишь достояние богатых, среднего же состояния люди живут в аласыках (род лубочного шалаша) или же в простых шалашах, сделанных из прутьев и покрытых кошмами. В местах же, изобилующих лесом, летние помещения состоят из деревянных избушек или берестяных шатров, остающихся всегда на одном и том же месте. Впрочем, эти летние переселения существуют даже не у всех башкир, а много если у половины, именно там, где осталось еще очень много лугов и где эти луга расположены далеко от деревни, и у населения имеется еще скот. И в этом случае так называемая перекочевка не служит проявлением прежних кочевых привычек, а просто обусловливается хозяйственными соображениями и удобствами. В многоземельных местностях не только башкиры, но и русские крестьяне нередко переселяются на отдаленные поля и покосы и живут там с детьми и скотом по целым неделям в особо устроенных избушках. это совершенно понятно, потому что крестьянину и башкиру неудобно и невыгодно каждый день возвращаться в деревню с отдаленного поля и с кочевым или полукочевым состоянием это ничего общего не имеет. Башкиры, живя в своих летних палатках и избушках, занимаются сенокосом, гонкой дегтя и смолы, рубкой дров, смотря по местности. Здесь же, поблизости, у них пасется скот. Скот у башкир составляет их главное богатство, но бунты прошлого столетия и последовавшие за ними аграрные неурядицы совершенно их разорили, и в настоящее время у очень многих башкир не только нет табунов, которыми они некогда так славились, но нет даже и одной лошади, без которой не обходится в крае даже самый бедный крестьянин. Лошади же у башкир особой породы: они мелкого роста и некрасивой масти, но зато крепки и быстры; особенно хороши бывают у них иноходцы, с которыми не могут соперничать многие скакуны. Кроме лошадей и рогатого скота у башкир водятся и верблюды, главным образом, у тех из них, которые живут по рекам Сакмаре, Деме, Белой, Исети и Узеню. Верблюды эти той же породы, что и у киргиз-кайсаков; шерсти они желто-бурой или белой; двугорбые и изредка одногорбые; последние превосходят первых по силе и крепости и ценятся дороже. Верблюдами башкиры пользуются как для перевозки вьюков, так и для упряжи. Особого ухода башкирский скот не требует: не только летом, но и зимою он большей частью довольствуется подножным кормом, что называется тебеневкою; одни лишь верблюды доставляют своим хозяевам некоторые заботы, так как они с трудом переносят холод. Кроме скотоводства и лесных промыслов, к числу которых следует отнести и бортничество, башкиры занимаются и земледелием. Даже отправляющиеся на кочевку обрабатывают ранней весной свои пашни. О способности башкир к земледелию свидетельствовал еще в прошлом столетии академик Лепехин. Деревни башкир по наружной архитектуре ничем не отличаются от русских или татарских деревень. Тип избы тот же самый, равно как и расположение улиц, но при всем том опытный глаз с первого же раза отличит башкирскую деревню от русской, даже если не брать во внимание мечеть. Дома башкир всюду носят отпечаток какой-то недоконченности или полуразрушения; в них не видно той хозяйственной уютности и заботливости, как в русских домах. Это, с одной стороны, объясняется бедностью, плохим хозяйством, с другой - нерадивостью, отсутствием домовитости и той любви к своему жилищу, с которой обряжает его русский крестьянин. Внутреннее устройство домов тоже представляет некоторые особенности. Первое, что здесь бросается в глаза, - это устройство печи или чувала, который напоминает собою камин, с прямой трубой и огромным отверстием для дров. эти чувалы весьма часто служат причиною гибели детей. При зимней стуже ребенок близко подходит к большому огню, платье на нем загорается, или же он просто падает в чувал. Меблировку же избы составляют нары, расположенные воокруг стен и покрытые войлоками; здесь у более зажиточных, лежат перины и подушки. Если к этому присоединить один или несколько сундуков, да самовар с чайным прибором, то получится все убранство зажиточной башкирской избы; у большинства же бедняков не только самовара, но вообще никакой домашней утвари нет. В чувале находится котел, где приготовляют пищу, тут же и стирают белье, если этим словом можно назвать грязные и дырявые тряпки. При употреблении пищи башкир не знает ни ножей, ни вилок, которые заменяются пальцами. При таком образе жизни нельзя, конечно, и думать о чистоплотности, тем более, что употребление мыла и бани к башкирам до сих пор еще не привилось.

 Относительно башкирской пищи существует много всякого рода рассказов. Утверждают например будто башкиры едят сырое конское мясо, даже полусгнившую падаль, что они имеют обычай класть это мясо под седло, на спину лошади, и ездят на нем, чтобы таким образом сделать его удобосъедаемым. Все это чистый вымысел. Правда, пища башкир незатейлива, своеобразна, но это не пища дикаря. Они имеют даже свою национальную кухню, довольно разнообразную и, по их понятиям, очень вкусную. Главным питательным материалом у них служит конское и баранье мясо, затем молоко и его продукты, и наконец, разная крупа и мука. Из этих материалов у них приготовляются: чур-паря - маленькие пирожки с изрубленным мясом, сваренные в воде или в масле; биш-бармак - вареное тесто с мясом; крут - засушенный творог, род сыра; коймак - топленое молоко со сметаною; катык - квашеное молоко; баламык - отвар мяса с натертым крутом и мукой; курмач - поджаренный ячмень с конопляным семенем и коровьим маслом; салма - отварное тесто, кусочками, с солью; юра - род ячменной похлебки с кислым молоком; более тонкое кушанье - плов - вареный рис, перемешанный с мелкими кусочками мяса и облитый маслом или молоком. Из напитков они приготовляют кумыс - кобылье заквашеное молоко, сохраняемое в кожаных бутылках (турсук), и айрян, для которого употребляется козье и коровье молоко; первый из этих напитков служит превосходным питательным средством и в то же время является напитком опьяняющим, второй же заменяет башкирам квас. Надобно, однакоже, заметить, что перечисленные национальные кушанья появляются на столе только у более зажиточных башкир, следовательно, у очень немногих и очень редко; большинство их довольствуется крутом и салмой, а то и просто ячменной или ржаной болтушкой, которую из экономии употребляют в весьма умеренном количестве, лишь бы только чуть-чуть утолить голод. Кумыс же встречается лишь изредка, у самых богатых. Летом еще, при подножном корме скота, продовольствие идет порядочно; но с наступлением зимы большинство башкир, ровно как и их скот, начинает голодать. Под конец зимы они бродят в деревнях, как тени, изнуренные, апатичные, с одной надеждою на близкое лето. В таком виде, с полумертвым скотом, они выезжают на коши при первом проблеске весны. Здесь они как бы просыпаются от летаргического сна, становятся веселее, подвижнее, вновь приобретают свойственную им юркость в движениях, юмор, отвагу; самый наружный вид их изменяется.

Обыденная одежда у башкир та же, что и у татар. Одежда мужчин довольно проста. На голове носят тюбетейку, остроконечную коническую шапку из войлока, отороченную мехом с загнутыми ушами к верху, или же повязывают ее разными шалями и платками; сверх рубашки и широких шаровар носят летом белого сукна кафтан татарского покроя или халат бухарской работы, зимою же - овчинный тулуп; богатые также носят суконные синие чекмени, род кафтана, воротник и полы которого обложены позументами. На поясе висит с правого бока колта или сумка, с левого же два длинных мешочка, в один из которых вставляется ножик. На ногах носят сапоги, сшитые иногда из цветного сафьяна, или сорыки, похожие на чулки, сделанные из сукна, но пятка и вся ступня обиты кожею с легкою подошвою; надевают также и лапти или пошки, сделанные из бересты и отличающиеся изяществом от лаптя русского мужика; плетутся же эти лапти совершенно своеобразно: их можно надевать по произволу на ту или другую ногу, но они непрочны. Волосы на голове мужчины бреют, а женщины заплетают в косы со шнурком, в конце которого прикреплены серебряные мелкие монеты. Аристократки чернят брови и зубы, красят ногти, употребляют белила и румяна. Замужние женщины на голове носят кажбов, род капора или чепца, состоящий весь из мелких кораллов или бисера, нанизанных на нитки и скрепленных вместе; кроме того, кажбов украшается мелкою звонкою монетою или металлическими бляхами. Щегольским же убором считается калябаш, шлемообразная чешуйчатая шапочка с длинных и широким хвостом, сплошь унизанным серебряными монетами. Но по дороговизне своей он ныне крайне редок; ценность его доходила до 1000 р. ассигн. В ушах женщины носят большие серьги, а на ногах - ичиги из цветной кожи или сафьяна и туфли на высоких каблуках без задников, а у бедных лапти, как и у мужчин. Поверх длинной холщовой или бязевой рубахи и штанов надевается зюлен, род кафтана, длинное шелковое или нанковое платье, летом без рукавов, зимою с рукавами; вокруг груди и воротника зюлен оторачивается цветными лоскутками и обвешивается мелкою монетою и металлическими бляхами (салтяр или нагрудник). Зажиточные носят красные суконные халаты, полы которых, впрочем у самых богатых, обкладываются золотыми или серебряными позументами. Развлечениями у башкир служат: песни, пляски, борьба, стрельба в цель, наездничество и охота, главным образом соколиная. К этой охоте они приучают соколов, ястребов и беркутов. Рассказывают, что с последними башкиры выходят не только на птиц, но и на волков и медведей; рассвирепевшая птица, которую до того морили голодом, садится зверю на крестец и сильными ударами клюва разбивает ему череп или же выклевывает глаза. Песни у башкир плавного и заунывного тона; музыкальными инструментами служат чибизга, сделанная из ствола растений наподобие флейты, и кобыз - небольшой металлический кружок с приделанным к средине язычком, который держат в зубах, и издают звуки при помощи языка и пальцев. Пляска башкир под такт песни и курайч (музыкантов) выражает робость и неволю (женщины), страсть и отчаяние. Из немногих национальных праздников особым уважением пользуется сабандая, который сохранился от времен язычества и справляется перед начатием пашни и отправлением на коши. При этом народ предается разным играм, пению, пляскам, а главное пользуется случаем хорошо поесть.

Литература о башкирах довольно обширна. Древнейшие сведения о них содержатся в соч. Ибн-Фоцлана, арабский текст которого с лат. переводом издан Френом в "Записках И. Академии Наук" (т. VIII, Спб., 1822). Затем, о башкирах писали Эдриси (около середины XII в.), Якут (в начале XIII в.), Ибн-Саид (около середины XIII в.), Казвин (около того же времени), Демешки (в начале XIV в.) и др.; Д. И. Хвольсон, "Сказания о Хозарах, Буртасах, Славянах и Руссах Ибн-Даста" (Спб., 1869); Различные акты, до истории башкир относящиеся, напечатаны в "Актах Археографич. экспедиции", т. III (№ 82) и IV (№ 2, 262), в "Актах исторических" т. II (№ 113), III (№ 178), IV (№ 58, 89, 175, 201 и др.) и V (№ 6, 15, 19, 40 и др.), в "Дополнениях к актам историческим" т. 9—11, в "Пермских губ. ведом." 1870 г. № 40, 1868 г. № 12, 13 и 15, 1871 г. № 33—34), в "Тобольских губ. ведом." (1870 г. № 6—7, 1871 г. № 28—29), в "Оренбургский губ. ведом." (1865 г. № 8, 1865 г. № 33, 1870 г. № 47 и 93, 1871 г. № 21—22), в "Уфимских губ. вед." (1870 г. № 21); П. Кеппен, " Хронологический указатель материалов для истории инородцев Европ. России" (Спб., 1861); Историко-административные сведения о башкирском народе, составленные по приказанию гр. П. И. Панина в 1775 г. ("Уфимские губ. ведом.", 1871 г. № 44—46, 48—49, 51—52 и 1872 г. № 1—4, 7, 9, 10, 13, 15 и 17; то же в "Памятной книжке Уфим. губ." на 1873 г., ч. 2, стр. 139); Вельяминов-Зернов, "Источники для изучения тарханства, пожалованного Б. русск. государями" ("Записки И. Академии наук", т. IV кн. II в приложении (Спб., 1864); П. И. Рычков, "Оренбургская история" (в "Ежемесячных сочинениях" Миллера 1759 г. доведена до 1750 г.); его же "Оренбургская топография" (Спб., 1792. оттиск из "Сочинений и переводов, к пользе и увеселению служащих", 1759 и 1762 г.); Лепехин, "Дневные записки путешествия по разным провинциям Российск. государства" (Спб., 1780); Falk (Фальк), "Beitr ä ge zur torographischen Kenntniss des russischen Reichs" (Спб., 1786, т. III, стр. 527); Георги, "Описание всех народов, обитающих в Российском гос." (Спб., 1799, ч. II, стр. 94); "Правила во исполнение Высоч. указа 10 апр. 1832 г., составленные на продажу и отдачу в кортому Б. вотчинных земель их" (без означения года, в листе, 4 л.); Иванин, "Описание закамских линий" ("Вестник И. Рус., Географич. общества", 1851 г., т. I); Фирсов, "Положение инородческого населения СВ России в Моск. государстве" ("Ученые записки Казанского университета", 1866 г.); его же, "Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России до 1762 г. и колонизация Закамских земель в это время" (Каз., 1869); Ешевский, "Колонизация северо-вост. окраин России" ("Вестник Европы", 1866 г., т. I); Малов, "Статистические сведения о крещеных татарах Каз. и некоторых др. епархий в Волжском бассейне" ("Учен. Зап. Каз. унив.", 1866 г. и отдельно, Каз., 1866); Черемшанский, "Описание Оренбургской губернии" (Уфа, 1859, стр. 14); "Списки населенных мест Росс. империи" (см. описание тех губерний, в которых живут башкиры); "Инструкция комиссии, выс. учрежденной для наделения землей вотчинников Б. и их припущенников" (Спб., 1863); "О правах башкир и их припущенников на землю. Отчет по Государственному совету за 1869 г." (Спб., 1870); Prichard (Причард), "Researches into the Physical History of Mankind" (3 изд., Лонд., 1841, т. III, стр. 324 и сл.; немец. перевод "Naturgeschichte des Menschengeschlechts", Лейпц., 1845, т. III, стр. 370); И. Казанцев, "Описание Б." (Спб., 1866); В. Флоринский, "Башкирия и башкиры" ("Вест. Европы", 1874 г. № 12 — лучшая работа по этнографии Б.); Н. Малиев, "Антропологический очерк Б. " ("Труды общ. естествоиспытателей при Каз. универс.", т. V, в V и отдельно, Каз., 1876); "Историческая записка о местности прежней Уфимской провинции, где был центр древней Башкирии" (Спб., 1867 — отзыв об этой брошюре см. в "Сборнике статей, касающихся Пермской губ.", Пермь, 1882; там же и др. материалы по истории Б.; "Колонизация Башкирских земель" "Оренбургский Листок", 1876 г., № 30—32); В. Новиков, "Очерк колонизации Башкирских земель" ("Историческая библиотека", 1878 г., № 12): "Записки Ив. Ив. Неплюева, изд. Л. Н. Майковым" ("Русск. архив", 1871 г., № 4—5); К. Н. Бестужев-Рюмин, "В. Н. Татищев" ("Древняя и Новая Россия, 1875 г., № 2, стр. 126—133); Р. Игнатьев, "Ааракасал, лжехан Башкирии" ("Оренбург. Листок", 1880 г. № 7—17 и отдельно); А. Алекторов "История Оренбургского края" (2 изд., Оренб., 1883); В. Витевский, "И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г." (вып. I-II, Казань, 1889—90); К. Уйфальви, "Башкиры, мещеряки и тептери" ("Известия И. Рус. Географ. общ.", 1877 г., № 2, стр. 118); К. Уйфальви (Ujfalvy de Mez ö-Köresd), "Expedition scientifique française en Russie, en Siberie et dans le Turkestan" (Пар., 1888); В. Миллер, "Систематическое описание коллекций Дашковского музея" (вып. I, М., 1887, стр. 85 и сл. — описание одежды); А. Богданов, "Описание башкирских черепов" ("Антропологическая выставка 1878 г." в "Известиях общ. любителей естествозн., антроп. и этнографии", т. XXXV, ч. I, М. 1880, 286 и сл.); "О продаже и уступке Башкирских и др. земель" ("Отечеств. записки", 1882 г. № 1, стр. 124—39); Н.Ремезов, "Очерки из жизни дикой Башкирии" (М., 1887; 2 изд. М., 1889 — ряд публицистических очерков, выясняющих современное состояние башкирского землевладения; первоначально печатались в "Казанском биржевом листке" и "Волжском Вестнике" за 1881—1884 гг.). Из газетных статей, посвященных вопросу о Башкирских землях, см. "Голос", 1880 г. № 288, 1881 г. № 103, "Новое время, 1882 г. № 2306 и "Судебная Газета", 1890 г., № 15), "Сборник башкирских песен в подлиннике, собр. Ив. Покровским, с перев. Батыршина" ("Записки Оренбург. отдела И. Рус. Географич. общ.", 1870 г., вып. I); "Башкирские легенды" ("Оренбургский листок", 1876 г., т. 24 и 31); Л. Лосьевский, "Башк. предание о луне" ("Известия моск. общ. естествоисп.", 1877 г., т. 28, кн. 4); "Musik, gesang und Tanz der Baschkiren und Kirgisen" ("Das Ausland", 1876 г., № 31); Мир Салих Бекчурин, "Начальное руководство к изуч. араб., перс. и татарского языков с наречиями бухарцев, башкир... с разговорами и прописями" (2 изд., Казань, 1 8 69); А.Старчевский, "Проводник-переводчик по окраинам России" (т. II), здесь впервые напечатаны русск. буквами до 1200 слов и до 300 разговоров.